— Вот как, а я и не подозревал.
— Красивые, говорят, голуби: палевые, — поджигала Матильда Карловна с самым невинным лицом. — Один купец сто рублей давал за пару, да поп не взял.
— Ну, уж это ты, Мотя, врешь: попы любят деньги… Это надо с ума сойти, чтобы за пару голубей сотенную не взять. Ха-ха… Можно на сто-то рублей отличную пару лошадей купить. Нет, это уж сказка…
— Спросите кого угодно, все вам-то же скажут.
— Да чего мне спрашивать, когда я сам отлично попа Андрона знаю! Водку с ним пил в третьем годе: здоровенный поп и выпить не дурак.
— А все-таки не продаст за сто рублей палевых голубей.
— Вот и врешь, Мотя… Хочешь об заклад удариться, что я этих самых палевых голубей у попа за пятьдесят рублей куплю? Идет?
— Идет. Если купите, я вам плачу пятьдесят, а если не купите…
— Да я тебе тогда триста подарю… ха-ха!.. Жаль мне тебя, Мотя: напрасно свои пятьдесят рубликов прозакладуешь.
— Себя пожалейте, Евграф Павлыч, а гусей по осени считают.
Ударили по рукам. Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, Евграф Павлыч сейчас же отправил Гуньку верхом в Ключики с собственноручной запиской попу Андрону; к записке были приложены деньги пятьдесят рублей. Через три часа Гунька вернулся и привез обратно деньги: поп Андрон сказал, что не отдаст голубей и за сто рублей.
— Ах он, простоволосый дьявол! — вскипел Евграф Павлыч и даже покраснел от злости. — Ну, Мотя, я проиграл заклад: плакали мои триста рубликов… А попу я не спущу: будет он у меня помнить, как поперек мне делать.
— А что вы с ним сделаете? — спрашивала Матильда Карловна.
— Я что сделаю с попом? я?.. Первым делом возьму его палевых голубей даром.
Одним словом, каша заварилась не на шутку, и оставалось только подливать масло в огонь. Евграф Павлыч в ту же ночь отрядил в Ключики пятерых конюхов с мешками: они должны были забрать всю поповскую голубятню и привезти в Кургат к утру. Эта экспедиция закончилась полной неудачей: поп Андрон отлично знал характер Евграфа Павлыча и засел караулить голубей со своими строшными на целую ночь; когда конюхи с мешками забрались в голубятню, он четверых запер на месте преступления, а пятого отпустил донести барину о своем поражении.
Через несколько дней после этого случая в Кургатский завод приехал заседатель Блохин, который всегда останавливался в господском доме. Это был самый обыкновенный старинный «чинодрал», перебивавшийся около разных милостивцев. На этот раз он заявился к Евграфу Павлычу с самым серьезным видом, чем ужасно насмешил хозяина.
— Послушай, брат, ты дорогой, вероятно, живую муху проглотил? — встретил его Евграф Павлыч.
— Нет-с… изволите шутки шутить-с! А я-с по делу-с и по очень важному делу-с…
— Знаю, знаю: выпить хочешь, приказная строка! Ха-ха!.. Ешь солоно, пей горько: умрешь — не сгниешь.
Заседатель только вздохнул и пожал плечами.
— Не то-с, Евграф Павлыч, — заметил он после некоторой канцелярской паузы. — Дело-то выходит самое преказусное… да.
— Какое дело?
— А то самое, которое вы настряпали… Поп Андрон подал на вас прошение о вооруженном нападении на его дом в ночное время и о краже со взломом.
— Ну, брат, испугал ты меня… ха-ха!.. Да я все потрохи вытрясу из попа, и он у меня сам залетает, как палевый голубь, а на его прошение мне плевать.
— Напрасно-с и даже весьма напрасно-с, Евграф Павлыч. Хлопотно будет, и расход лишний…
— Ах ты, крапивное семя, да я и тебя вместе с попом на одно лыко привяжу да в воду.
— Это уж как вам будет угодно-с. Я маленький человек и вам же добра желаю-с.
— А если добра желаешь, так пойдем выпьем…
За выпивкой, однако, Блохин все как-то ежился и вздыхал «с утеснением», пока хозяин его не оборвал:
— Послушай, брат, да ты на поминки, что ли, ко мне приехал?.. а?..
— Евграф Павлыч, голубчик, — заговорил Блохин самым нежным голосом и даже склонил свою щучью голову набок. — Не могу успокоиться, потому такое дело… особенное-с. Дворянин… и вдруг обвиняется в краже голубей… Весьма не подобает это вашему званию, Евграф Павлыч. Вот я и думаю: вы отличный и благороднейший человек, отменной доброты и великодушного сердца, ну, что вам стоит пойти на мировую с попом Андроном?
— Да ты с ума сошел… Я?.. Мириться с попишкой?
— Позвольте-с, дело-то такое. Что такое голуби? Наплевать, и все тут. Предмет, не стоящий никакого внимания и даже слабый для благородного человека.
— Ну уж это ты врешь: палевые ведь голуби-то…
— Ах, господи, господи, что же из этого? Хоть зеленые будь по мне. Мало ли у вас всякого удовольствия, Евграф Павлыч: и охота, и лошади, и… хе-хе!.. девушки-с… вот это предмет достойный, а то тьфу!.. даже произносить как-то неловко-с.
— А ежели мне эти вот самые палевые голуби понадобились, тогда как? Дай да выложь, и ничего знать не хочу, а попа Андрона я пройму не мытьем, так катаньем. Вот тебе и сказ весь, а там судите меня, хоть на виселицу… Ничего не пожалею, чтобы себе удовольствие сделать. Охотку тешить — не беда платить.
— Неукротимый у вас характер, Евграф Павлыч.
Заседатель Блохин был великий дипломат и на своем веку немало уладил самых казусных дел через простое «миротворение», как хотел устроить и здесь, потому что сцепились два милостивца, из которых он не желал терять ни первого, ни второго. И дернуло же этих проклятых голубей!.. Блохин чувствовал, что сам начинает стервениться и, того гляди, украдет поповских голубей, чтобы свернуть им головы.
— Нашли игрушку, черти этакие! — ворчал миротворитель. — Слышь: палевые голуби… тьфу! тьфу!..